Международная премьера фильма Константина Лопушанского «Сквозь черное стекло» состоялась на фестивале PÖFF 2019; картина участвует в основном конкурсе. Героиня фильма – незрячая девушка, живущая в интернате при монастыре. Судьба сводит её с олигархом, который готов оплатить ей операцию по восстановлению зрения, при одном условии, что Настя после операции выйдет за него замуж. должна, не раздумывая, выйти за него замуж. Настю играет дебютантка Василиса Денисова, олигарха Островского, человека страшного, воплощение всего темного, что только есть, Максим Суханов.
Борис Тух
Лопушанский – один из моих любимых кинорежиссеров; Суханов – один из любимых актеров. Мы беседовали сначала вдвоем с режиссером, чуть позже уже втроем.
Противостоять движению времени
- Константин Сергеевич, я видел все ваши фильмы и мне кажется, что сквозь все проходит тема апокалипсиса, гибели либо человечества, либо – что еще страшнее - человечности. Так ли это?
- Во многом, да И когда я сам себе задаю вопрос, почему это так, возникают два ответа. Либо мир вокруг такой, что невозможно говорить о другом, либо я такой, что мне ближе эта тема. Думаю, и то, и другое. Поэтому это стало главной темой моего творчества, но я с интересом смотрю фильмы моих коллег, которые говорят о других сторонах бытия.
- Первым вашим фильмом были «Письма мертвого человека», где действие происходило после ядерной войны, т.е. после конца света. А еще одна картина называлась «Конец века», и в ней речь шла о том, как у людей стирают память…
- Современный мир именно этим и занимается. Что телевидение, что СМИ, что реклама – человек подвергается огромному информационному давлению, и оно подчинено тому, чтобы заставить человека больше покупать, приобретать все новые блага. В ход идут самые низкие способы. Мир давит на человека.
- А человек может сопротивляться давлению?
- Должен сопротивляться! А может ли – зависит от характера, от убежденности, от самостоятельности мышления. Меня давно беспокоит, что не все решаются иметь собственное мнение, Огромное количество людей поддаётся рекламе, тренду, моде. Стесняются быть собой. Надо быть личностью, чтобы иметь собственное мнение и противостоять движению времени.
Фильм – это поступок
- Вы ученик Тарковского. В чем он на вас повлиял? С точки зрения формы, эстетики или с точки зрения каких-то более глубоких материй.
- Если быть абсолютно точным, моим непосредственным педагогом на Высших режиссерских курсах в Москве был Эмиль Лотяну. А Таковский начался после «Сталкера»; он у нас преподавал, он читал лекции по кинорежиссуре – и он взял меня в «Сталкера» на практику. С ним я и приехал в Таллин. Тарковский жил в гостинице «Виру», а я у моего друга Петра Перельмутера.
После этого я обрел второго Мастера, им стал Тарковский. Второй год обучения у меня прошел под его руководством, а затем сложились и более близкие отношения.
Огромное влияние он оказал на меня. Прежде всего – по философии искусства, и нужно сказать, что его лекции по кинорежиссуре были, скорее, лекциями о мировоззрении художника. Фильм – это поступок, - говорил он. Поступок нравственный, эстетический и т.д. Он предъявлял чрезвычайные требования к пониманию факта искусства и к тому, чего можно от него ждать.
Он сказал: «Ребята, дорогие, вам надо посмотреть всего двадцать фильмов, но по несколько раз». Кассет тогда, разумеется, не было, но на наши курсы привозили эти фильмы; это были Брессон, Антониони, Феллини, Бергман - их работы надо было знать, о остальное – как получится. Эстетику подлинного кино нужно было впитать из этих работ.
В этот момент к нам присоединился Максим Суханов. Вопросы задаются уже обоим.
Время навязывает свой спектакль
- Скажите, «Сквозь черное стекло» - не притча о России, которая долгое время была слепа и пребывала в блаженном неведении слепоты, и вдруг прозрела – но какой ценой?!
К.Л.: Я так и задумал. Отчасти, потому что это многослойное произведение. Можно понимать и так: слепая девочка – народ, а олигарх, которого играет Максим – власть. То, что героиня наделена слепотой и религиозностью – это из их противостояния. Как сказал – правда, в шутку -, один мой приятель-англичанин: «Лучшее, что у вас в России есть – это женщины, а худшее – власть». Но любое произведение – портрет страны, в которой ты живешь, современного мира, в котором ты живешь, и это невольно присутствует, вызывает подтексты, ассоциации и т.д. Я всегда бы сторонником того, чтобы не было контекста, который однозначно прочитывается: этот фильм о том-то – и все. Это обедняет произведение. Гораздо лучше, когда оно многослойно. Тем более, когда имеешь в партнерах такого актера, как Максим Суханов, который на мой взгляд тем и замечателен, что в нем читается один слой, второй, третий – а потом ты подумал ночью и открыл пятый смысл, а через некоторое время вернулся мыслями к его игре и нашел десятый…Редкий дар у Максима есть – и я, разумеется, пользовался этим даром из художественных соображений.
- Что скажет на это Максим Александрович? Вы второй фильм работаете вместе. Можно ли сказать, что режиссер и актер нашли друг друга?
М.С.: Обычно режиссер находит актера, а актер соглашается на сотрудничество или нет. Но в данном случае, если так выстраивать иерархию, то получается, что мне и в первую картину, «Роль», работалось с Константином Сергеевичем с большим удовольствием, и также во вторую. Константин Сергеич меня нашел, а я согласился.
- Когда я смотрел «Роль», у меня в голое вертелась шекспировская фраза: «В нем женщины, мужчины – все актеры, и каждый не одну играет роль». Но почему-то вместо «не одну», возникало «не свою». В «Роли» ваш герой, артист-эмигрант Евлахов возвращается в Петроград в образе погибшего красного командира, с которым его когда-то столкнула судьба, и оказывается в непривычном и непонятном мире… Не возникало ощущения, что герой играет не свою роль?
М. С: Мне кажется, эту историю правильно разбирать в контексте неорганичного всем людям времени, в условиях революции. Настолько обострена нервная система у всех людей, что говорить, их ли эта роль – жить в таком потрясении, или не их – очень сложно, Потому что обострение в данном случае достигает своего пика. И человек, каждым утром выходя на улицу, может умереть и знает, что его жизнь может внезапно закончиться. Я думаю, что это вообще ничья роль, по большому счету этого быть не должно, неорганично для людей жить в такие эпохи,
К.Л,: Время навязывает свой спектакль. А человек внутри спектакля выбирает роль. В сталинское время мог возникнуть выбор – роль палача или роль жертвы.
Слияние денег и власти
- Максим, мне кажется, что действие мирзоевского фильма «Борис Годунов», в котором вы сыграли царя Бориса, происходит примерно в такой же атмосфере всеобщей неуверенности и незнания, что будет завтра. Он ведь приходит к власти в абсолютно нестабильное время!
- Да! И придя к власти, остается под абсолютной рефлексией, как мне кажется, Что для российского правителя не свойственно. А Евлахов выбирает свой ведущий к гибели путь, потому что то, во что он верит – искусство перевоплощения – он старается довести внутри себя до крайней точки.
- «Борис Годунов» ведь тоже вещь, в которой присутствует дыхание апокалипсиса. Пушкин дал ей подзаголовок: «Комедия о настоящей беде московскому государству».
- Согласен.
- Кстати, как вы считаете, Борис отдавал приказ убить царевича Димитрия или нет?
М.С.: Мой Борис, считаю, не отдавал. Но, с другой стороны, я не верю, что такого не было в его мыслях. А когда такие вещи рождаются в мыслях, у человека начинается процесс саморазрушения. Не надо говорить впрямую: отдавался ли приказ? Надо говорить о том, был ли помысел.
К.Л.: Власть все-таки преступна по определению. В фильме «Сквозь черное стекло» герой – это уже философия власти, доведенная до онтологических понятий.
М.С.: Олигарх Островский, которого я играю, сложный человек, способный на рефлексию, но если искать общий знаменатель, то он, конечно, воплощение черных сил, апокалиптический зверь, вышедший из моря – вспомните, каким страшным предстает море перед нашей героиней.
К.Л: Слияние денег и власти, кровавой власти. Словом – современное воплощение Антихриста.
- Какую судьбу получают в прокате такие картины, как «Роль» и «Сквозь черное стекло»?
К,Л.: Конечно, на блокбастеры они не тянут. Если блокбастер прокатывается на двух тысячах экранов, то пусть на конкретном сеансе присутствуют пять-шесть человек, в итоге - огромный прокат все равно будет. Нам такие деньги на продвижение картин не дают. Сейчас у нас в Москве, в Питере начинается прокат нашей картины, но это все-таки кинотеатры для интеллектуального кино.
- В театре и в кино разная публика?
М.С.: В театре сейчас такая тенденция, во всяком случае, в России, что посещаемость зависит, скорее, от площадки, чем от имени режиссера или исполнителя. Если площадка по какой-то причине стала продаваемой, то туда идет зритель, и ему уже не важно, какой спектакль идет. У меня как у продюсера были спектакли, которые я играл как в театре им. Вахтангова, так и на других площадках. Актеры те же, режиссер тот же, билетный стол тот же, но в театре Вахтангова было продано 90% билетов, а на других площадках 75, а то и 50. Мы наблюдаем упрощение восприятием зрителя того, что происходит на сцене. В кинематографе зритель более дифференцирован: есть люди, готовые смотреть сложное кино, фильтрация жестче.
Оставьте площадку для искусства
- В наше время жанр фэнтэзи становится все более – даже не сказал бы популярным, хотя это так, точнее – влиятельным. НВО сумело на целых десять лет подсадить миллионов сто телезрителей на «Игру престолов». Чем это объяснить?
К.Л.: Облегченный жанр сказки всегда нравился, нравится и сейчас. В основном это придуманные, выстроенные по лекалам истории. Все дальше уходящие от реальности. Искусство убирается из этой индустрии, потому что оно мешает. Художник как таковой только путается под ногами со своими критериями. Я сторонник того, чтобы в кинематографе расцветали все цветы. Но оставьте площадку и для искусства!
- Ваши картины: «Письма мертвого человека», «Гадкие лебеди», «Посетитель музея», «Конец века» - фэнтэзи или что-то иное?
К.Л.: Стругацкие называли этот жанр философской фантастикой. Это – возможность высказаться, выйдя за рамки реального, но не фэнтэзи! В «Роли» никакой фантастики уже не было, но философия была. Она строилась на идеологии Серебряного века: сыграть чужую жизнь, быть великим. Соединить искусство и реальность в жизнестроительстве. Разве человек не мыслит свою жизнь как роль? Но не все столь откровенны, столь буквальны как актер Евлахов, сыгранный Максимом.
Верю в то, чем занимаюсь
- Максим, когда вы играете такие роли, как Евлахов, как олигарх Островский, вы становитесь таким человеком, полностью перевоплощаетесь – или все-таки оставляете частицу себя, что контролировать процесс?
М.С,: Понимаете, тут такой очень специфический разбор должен быть. Что такое – полное перевоплощение, частичное перевоплощение? Когда читаешь текст пьесы или сценария, в тебе либо начинают открываться поры для ее воплощения, или они закрыты. Если закрыты – отказываюсь от роли: зачем делать то, что мне совершенно неинтересно, от чего я не получу удовольствия, или роль просто не подходит мне по материалу. Так или иначе образ надеваешь на себя, но это одежда, пусть плотно прилегающая к телу, но не твоя шкура, и ты как ты все равно обязан присутствовать, иначе это будет неинтересно. Грустных тем – даже апокалиптических - гораздо больше, чем веселых, и поводов к ним гораздо больше. Если брать мои ощущения от 90-х и даже от 80-х, то они очень отличаются от ощущений 2000-х годов. В 80-х гораздо меньше позволялось делать, но ощущения от перспектив, от зарождения чего-то интересного, было больше. Думаю, дело не в том, что тогда я был совсем юным. Тем не менее я не пессимист, я оптимист, и задумываюсь над тем, куда мы все-таки катимся и чем это закончится.
- Во что же вы верите?
М.С.: Я всегда верю в то, чем я занимаюсь. В искусстве я никогда не разочаровывался, и вся моя вера находится на этой территории. И все светлое в человеке связано с искусством. И если многим нравится выстраивать границы между государствами и между людьми, то люди, занимающиеся искусством, должны эти границы размывать. Чтобы это не превращалось в гетто, в концлагеря.
, Мне кажется, что оба вы – люди, в которых как-то отразился Серебряный век.
К.Л.: Видимо, это считывается. Серебряный век – высокая точка существования культуры в России, после кoторой все обломилось на долгие годы. И связь с этим временем очень важна. В «Роли» герой, едя в трамвае, видя в окно до неузнаваемости изменившийся город, в котором прошла его молодость, его судьба, читает про себя стихи Мандельштама. Максим сам предложил стихи Мандельштама, написанные в 1913 году. Его слепок души помнит эти стихи. И связь с этой эпохой ощутима.
- А в «Сквозь черное стекло» герой Максима Суханова читает стихи Блока 1905 года– его герою, далекому от поэзии запомнились эти строки (точнее, он вырезал их из книги):
- Всё ли спокойно в народе?
- Нет. Император убит.
Кто-то о новой свободе
На площадях говорит.
- Все ли готовы подняться?
- Нет. Каменеют и ждут.
Кто-то велел дожидаться:
Бродят и песни поют.
- Кто же поставлен у власти?
- Власти не хочет народ.
Дремлют гражданские страсти:
Слышно, что кто-то идет.
- Кто ж он, народный смиритель?
- Темен, и зол, и свиреп:
Инок у входа в обитель
Видел его - и ослеп.
Он к неизведанным безднам
Гонит людей, как стада...
Посохом гонит железным...
- Боже! Бежим от Суда!
Олигарх читает только два последних четверостишия, потому что сам темен, и зол, и свиреп, но ощущения Блока накладываются полностью и на фильм, и на время.
- Константин Сергеевич, сборник ваших сценариев называется «Русская симфония», по одному из снятых вами фильмов. Можно ли все эти картины объединить в качестве «Русской симфонии»?
- Можно. Только за границей фильм, о котором вы говорите, шел под названием «Апокалиптические видения». Ну вот мы и вернулись к нашей теме!
