В нем есть мотивы таких разнополярных вещей, как "Кроткая" Достоевского и "Звуки музыки" Уайза, Фауста в юбке и Мефистофеля в обличье русского олигарха, сказок про Золушку, Принца, Красавицу, Чудовище и "неспокойно синее море", романтика прекраснодушного Грина и беспощадность "черных хорроров". И все это - сквозь туманное стекло (или просветляющую призму, как кому угодно) евангельских наказов. В форме притчи о том, над чем не властны деньги.
Картина авторская - Лопушанский ее придумал, написал и снял. Картина - спор полярных концепций современной жизни: цинично прагматической, влекущей за собой жестокость и преступления, - и религиозной, зовущей уйти от такого мира в молитву с ангельски утешительным пением. Лопушанский в интервью предполагает, что отношение к фильму определится отношением зрителя к религии, это не так: я атеист, но картину принял с волнением и интересом. В ней есть вопросы, которые автор задает и миру, и самому себе, причем и мир, и автор с отчаянием сознают, что ответов на них сегодня нет. Не считать же светом в конце туннеля зыбкое мерцание свечи перед иконой в самоубийственном финале - в XXI веке он воспринимается как беспросветность. Как тупик, куда загнало себя человечество.
Лопушанский предсказал Чернобыль в "Письмах мертвого человека". Он многое угадал в мутирующем будущем, сняв притчу "Гадкие лебеди". Но застыл в растерянности перед им же поставленной дилеммой: или ты раб денег, или отдашь жизнь Богу. Первое омерзительно, второе - эскейпизм, бессильный и эгоистичный. То, что большинство людей выбирают иные пути, остается за кадром. Автор чувствует недостаточность такой дилеммы, иначе этот эскейпизм типа "глаза бы мои не видели!" не довел до степени метафоры, сделав героиню слепой и вернув ее в это состояние к финалу.
Недостаточность особенно ощутима, потому что это первый его фильм, где притча растворена не в условно фантазийной среде, а как бы в современности, пусть не менее условной. Играющий "царя-олигарха" Максим Суханов передает медвежьи повадки Бориса Ельцина, но быт, созданный прихотью нувориша, напомнит сказку о замке Чудовища, хотя мы заранее знаем, что никакого прекрасного принца из него не вылупится. Играющая слепую Настю Василиса Денисова умеет быть и неземной красоткой, и выцветшей до безликости монашкой, и когда зритель ставится перед столь трудным выбором, я не поручусь, что каждый поймет тягу героини в обитель, ее порывы стать новой Матроной Московской. Скорее согласится с прагматичной директрисой монастырского пансиона: "У тебя жизнь впереди, а ты хочешь запереть себя в келье!" (здесь и возникает не предусмотренная автором перекличка с внутренней свободой "Звуков музыки", только у Лопушанского героиню ждет отнюдь не вольность альпийских лугов).
Эта картина - спор полярных концепций: прагматической и религиозной
Фильм жестоко раскачивают этические проблемы, не имеющие решения. Слепую послушницу приглядел в жены олигарх и в качестве аванса подарил ей зрение - оплатил операцию в Германии. Она пошла на сделку, поставив на кон жизнь и возможную настоящую любовь, но олигарх оказался дьяволом: похотлив, развратен, циничен и немыслимо далек от романтического идеала, каким предстанет прозревшей Золушке юный поэт Андрей. И станет ясной безвыходность ловушки, куда загнала себя героиня: она прозрела, чтобы увидеть и черные бездны человеческой гнусности, и горние выси ослепительной, как вспышка, любви. Один из самых праздничных моментов картины - счастье открытия Настей впервые увиденного ею мира. Кажется, она должна испытать благодарность спасителю, но это состояние фильм минует, даже формально его не обозначая: идут живописные подробности золоченой клетки, в которой она очутилась. Она теперь раба монстра, и даже связанная долгом перед своим благодетелем-тюремщиком, не может, подобно оперной Татьяне, сказать любимому, что "другому отдана" - притча становится триллером, накаленный сюжет совершает несколько жестоких поворотов, чтобы прийти к полной безысходности и условно душеспасительному хоралу. Круг замкнулся: героиня сделала свой выбор между рабством плотским и рабством "духовным". Это тоже акцентировано в зачине фильма, где во время причастия будет многократно повторено: раба божия, раба божия... И другого выхода как бы нет.
По режиссуре картина безупречна: это первый фильм Лопушанского, адресованный широкой аудитории, и дирижерское управление ее эмоциями максимально эффективно. Здесь одна из лучших работ Максима Суханова, который и в этом, кажется, однозначном образе способен показать его сложность и даже вызвать подобие сочувствия. Тем более что хорошо выписанная роль позволяет углубиться в такие материи, как шекспировы муки больной совести, соблазны и страхи безраздельной власти, трагическое ощущение обреченности всего этого мишурного всесилия. Выразительна и в каждом кадре осмысленна работа оператора Димитрия Масса: в самом воздухе фильма, по выражению героя, "что-то висит", в нем не утихают "магнитные бури". Наконец, открытая фильмом молодая актриса Василиса Денисова - событие в кино, у нее явно большое экранное будущее. "Сквозь черное стекло" - тот нечастый случай в кино, когда каждый зритель снимет свой смысловой слой фильма, от поверхностно мелодраматического, высекающего волнение и слезы, до глубинно мировоззренческого, заставляющего думать и спорить.