Невероятно, но факт — сериал «Агент национальной безопасности» возвращается (проект снимает студия АСДС для Первого канала). Леха Николаев в исполнении Михаила Пореченкова спустя 20 лет выглядит чуть иначе, что понятно. Чуть шире и утомленнее, скажем так. Однако сам актер заверил teleprogramma.pro, что это обманчивое впечатление — герой остался таким же, как и был. Он вышел буквально из дикого леса в современность и ужаснулся изменениям вокруг. Практически как сам Пореченков.
«Краско и Толубеев всегда с нами»
— По меткому замечанию одного из сценаристов, ваш герой, Леха Николаев, последние 15 лет после увольнения со службы в ФСБ жил в лесу Псковской области, курил мох и…
— Питался лосиными какашками. Это так.
— Как это повлияло на него?
— Никак. Внутренне никак не поменялся. Мы решали такую задачу: показать человека в условиях изменившегося за время его отсутствия мира. Он возвращается в Питер после работы егерем в диком лесу, а реальность совсем иная. При этом он все тот же Леха, борец за справедливость, человек из прошлого. С винтажными понятиями.
— Однако за время жизни в лесу он заметно потяжелел. Как и вы. И теперь больше похож на генерала, чем на бодрого оперативника.
— Еще бы! Мы же начинали в 1999 году, когда мне еще не исполнилось 30 лет. И в этом тоже есть определенная задумка: как только у нас в стране кто-то становится похожим на генерала, он мгновенно осовременивается — забывает и себя, и прежние принципы, и понятия. А вот Леха, несмотря на прожитые годы и внешний вид, внутренне не поменялся. Так что ничего страшного.
— Могли вы представить, что сериал возродится?
— Нет, я думал, что он уже не продолжится никогда. Но, видимо, Богу так угодно. Стечения обстоятельств таковы — рад буду, если зрителям он понравится.
— Многих коллег по проекту уже нет: Андрея Краско, Андрея Толубеева. Вспоминали их, когда собрались на площадке?
— Конечно, мы же не можем их забыть. Они всегда с нами. Мы снимаем о них, и они всегда рядом.
— Очень часто сейчас в фабулу даже исторических сериалов стали вплетать геополитическую подоплеку — противостояние нашей страны и Запада. Здесь что-то подобное будет?
— Петров и Боширов? (Смеется и отмахивается.) Да ну. У нас не было этого. Одно дело юмор и самоирония, а другое… Сакцентируемся на психологии.
— Тем не менее вы от политики никогда не уклонялись и выражали позицию по Крыму, Украине, а не так давно комментировали трагическую гибель главы ДНР Александра Захарченко. Это стало влиять на работу?
— Да. Конечно.
— Как?
— Стали снимать с ролей.
— Вы серьезно?
— Абсолютно. Уже с утвержденных проектов.
— Ну как? Вы же прошли пробы, вас утвердили, какая-то причина должна быть? Что говорят?
— (Разводит руками.) Бывает по-всякому. Мне просто сообщают, что роль отдали другому человеку. Все. Сначала думал, что это совпадение. Потом это повторялось раз за разом. Потом я начал смотреть, куда ведут ниточки и кто выпускает проект. Все встало на места. Что поделать.
— Вас это огорчает или вы были готовы?
— Нет, меня это не смущает. Значит, так надо.
«Все шишки, камни и удары — все твое. Отвечать за все придется одному»
— У вас в юности были супергерои, на которых вы ориентировались? Жеглов, Шарапов.
— Жеглов? Шарапов? Какое это детство? Это для вас детство. (Смеется.) Буратино — мое детство! Вот это был герой. Артемон и все прочие. Из книг? Капитан Сорвиголова, Павка Корчагин.
— Сейчас детям нужен супергерой?
— Черт его знает. Смотрю на своих детей и не могу понять! Парадокс и ужас в том, что детям ничего не интересно. Они заточены на мусор и трэш, на вещизм. Из серии: «О чем мечтаешь?» — «О кроссовках Луи Виттон». Пф, да чтобы я в детстве мечтал о кроссовках?! Мир объехать, в космос полететь — это да. А нынешние? О новом айфоне, о новой приставке. Что? К сожалению, наблюдаю всеобъемлющую дебилизацию. Им даже неинтересно разговаривать. Становятся людьми «из коробки» (показывает на телефон). Есть, конечно, другая молодежь, но ее все меньше и меньше.
— Это плохо?
— Сложно сказать. Они очень внушаемы. Система лайков работает, как наркозависимость. И это жесткая система. Не дай бог сказал что-то против тусовки — тебя тут же опустили и выкинули. Это работает жестче любого репрессивного аппарата! Попробуй только возрази. И это подавляет личность. Они самые несвободные, хоть и кричат об обратном — не умеют собирать информацию, обрабатывать ее и делать выводы. Только репосты, не приходя в сознание. Ужас в том, что число лайков побеждает здравый смысл. Большинство лайкнуло — и я тоже пойду. Посмотрите говноблогеров — лидеров мнений — это же ужас! Катастрофа.
«В семье — культ папы»
— Выходит, вы, как Леха Николаев, — остались с винтажными понятиями, пока мир вокруг изменился?
— Абсолютно! Так и есть. В любом обществе есть правильное и неправильное. Или тебе не чужды совесть, любовь, взаимовыручка, сострадание. Или все остальное, с другой планеты, скажем так.
— Вы на своих детей влияете?
— Еще бы! И спорт, и книги — все есть. Но в какой-то момент мы понимаем, что они становятся белыми воронами в их обществе. Если они попадают в эту систему и не соглашаются, с ними разбираются жестко. Смею надеяться, что у них есть внутренний стержень, который не позволит плыть по течению.
— В чем же причина?
— Никто не обращает внимания на внутренний мир детей. Система образования в том числе. Отметки в школе и духовное воспитание — разные вещи. Любая вера — это хорошо, они сразу становятся другими людьми. Как только это пропадает — все! Это граница становится все больше и больше. Если родители и педагоги не обращают внимания на духовное образование детей, это фактически катастрофа. Умных много. Они и атомную бомбу, и концлагеря, и интернет придумали, у них действительно был ум. А добрые в душе, верующие, этого не делали. Они занимались другим. Как оказывается, кроме веры, нас ничего и не спасает.
— Многие ориентируются на совесть.
— А что это такое? Как это определить? Какие базовые понятия? «Не делать плохо» — а что такое плохо? На кого ты ориентируешься? Енот из «Стражей Галактики». Ну, понятно. И такие агрессивные еще, диву даешься.
— Жестким к детям можете быть?
— Пока мы разговариваем с детьми и, надеюсь, они нас слушают. Иногда средний (Михаил) взбрыкивает, конечно. Но возраст такой. Пытаемся доносить и объяснять.
— Ваш статус на них влияет?
— Не думаю. У нас дома это все пресекается. Если был бы культ звезды… Нет, у нас культ папы. И все. Папа может.
— Но ведь и до вас наверняка долетают осколки: рэп-баттлы, Оксимирон, Гнойный?
— Конечно, долетают. Гнойный… прозвище не нравится. Оксимирон? Очень одаренный, неглупый парень. Половину того, что они говорят, я не понимаю. Но, очевидно, оба очень талантливые. Я не тупой заскорузлый ретроград, который выходит из пещеры во время съемок. Нет. Просто не моя культура. А талант? Он может в разные дебри завести. Талант разрушения — тоже талант. Талант совращения — тоже талант. Художник сам соизмеряет, куда он летит. Это его сфера ответственности.
— Звучит как проповедь.
— А я никого не учу. Просто транслирую свой взгляд на вещи. Я не тяну вас делать так или не делать этак. Учитель не тот, кто учит или побеждает во всех схватках. Учитель тот, кто живет как учитель. Вот и все! Как говорит, так и живет. Прибиваются к нему ученики или нет — время покажет. А ученики — это дети, коллеги, друзья. Они оценят.
— К такому пониманию сути вещей вы ведь пришли не сразу? Там, откуда начинали, было темно?
— К Богу можно прийти или через книги, или через ноги — дорогу, пройдя все самому. Как правило, мы выбираем второй путь. Помните притчу о возвращении блудного сына? Помните картину Рембрандта? Изодранный, в истоптанной обуви, облысевший, стоит на коленях. Весь наш путь — это дорога: то на асфальт вышла, то на камни. Главное — устремление, главное, куда ведет дорога. Мы же все двигаемся в небесный Иерусалим. Вот он — впереди Яффский тракт. Все мы путники. И, конечно, бывают разные периоды. Потрясения, неверие. Иногда задумываешься: «Эх ты! Думал, что в жизни все по-другому? А ты на самом деле один». И каждый путник одинок. Каждый. Все шишки, камни, удары — это все твое. Встречаются друзья, другие путники, родители, супруга — на более длительный период или нет. Но идти будешь один. И придешь к цели тоже один. И предстанешь тоже один. И ответишь тоже один.
И как только об этом задумываешься всерьез, в голове сразу начинает что-то происходить. Если ты веришь в тот самый финальный разговор, то где-то по пути гадостей не сделаешь. Придешь, свою книгу откроешь — и всем все про тебя станет ясно. Схватишься за голову: «Господи, что ж я сделал?» А будет поздно. Поэтому в финальный разговор надо верить.
Сериал «Агент национальной безопасности. Возвращение», который снимает студия АСДС, выйдет в эфир Первого канала в следующем телесезоне.
