Хармс
Пресса23.01.2016
MR7.RU Мой район: Хармс и Ко: Возвращение в абсурд Трейлер фильма, несколько чудом сохранившихся личных вещей поэта, музыканты «АукцЫона» - таков в целом состав вечера «Хармс и Ко», прошедшего 22 января на Новой сцене Александринки. Собравшиеся пытались ответить на вопрос, в чем причины столь остро ощущаемой сегодня актуальности творчества загадочного писателя.Я ничего не написал и лег спать. Но я долго не спал. Мне хотелось узнать, что я должен
был написать. Я перечислял в уме все виды словесного искусства, но я не узнал своего вида.
(Даниил Хармс)
«Совершенно мистическим образом Хармс становится все более популярным и актуальным. Сейчас, когда коммунисты молятся в православных церквях, одновременно снимают фильмы об адмирале Колчаке и Котовском, когда труп Ленина продолжает лежать в мавзолее на главной площади страны, мир наполняется абсурдом. Хармс как бы напоминает нам, что человек сам по себе, может быть, абсурден, и все деяния его», - считает Андрей Сигле, продюсер первого биографического фильма о поэте.
Фильм «Хармс» Ивана Болотникова, главную роль в котором сыграл польский актер Войцех Урбаньски, должен выйти в конце года. Его создатели в настоящий момент заняты озвучкой ленты. По мнению биографа поэта Валерия Шубинского, в картине удалось показать обе стороны личности героя: Хармса играющего и Хармса страдающего, неотделимых друг от друга.
Шубинский также попытался ответить, в чем сегодняшнее значение Хармса. Из его лекции многие впервые узнали об отце поэта, Иване Ювачеве, который был членом «Народной воли» и получил пятнадцать лет каторги за подготовку покушения на императора. Освободившись, Ювачев стал писателем-мистиком, и умер в 1940 — на год раньше сына. Среди сохранившихся артефактов в личных записках оказалась составленная отцом «петля жизни Даниила» - бесконечная «перевернутая восьмерка» на оси координат, по которой, от страдания к счастью, вновь и вновь вращается жизнь поэта.
«Ты будешь страдать, пока будешь носить имя «Хармс», - также наказывал сыну отец. Характерно, что в конце вечера некая дама при этом спросила, почему в школьном дневнике поэта написано Ювачев, «его же звали Хармс». Литературоведу пришлось заново объяснять историю псевдонима писателя.
Хармс всю жизнь питал тягу к вещам лишенным прикладного смысла, к техническим устройствам без определенного предназначения, к вырванным из контекста образом, считая, что в их «непонятности» кроется более глубокий, мистический смысл. Всякий, кто читал хоть что-нибудь у Хармса знает, как завораживающе действует лишенный привычных, ожидаемых ориентиров текст. И в том, как это связано с сегодняшним днем напрямую, есть глубоко пессимистическое основание.
Для Хармса и его соратников — Введенского, Олейникова, Липавского, Якова Друскина — поэтические эксперименты ОБЭРИУ и прочая «бессмыслица» отражали разрушение незыблемого мира, которое они застали в революционные годы. Смерть языка в их произведениях отражала смерть любых смыслов. Когда новая — тираническая — воля и идеология скрепила новое общество, эти поэты оказались не нужны и как бы немы, умер их читатель, трагически умерли многие из них самих. Блокадной зимой Друскин на санках увез архив арестованного Хармса к себе домой, где он лежал мертвым грузом до 1960-х, когда стали ясны признаки нового грядущего распада.
Хармс жил на улице Маяковского, 11. Главный редактор издательства «Вита-Нова» и инициатор создания музея поэта Алексей Дмитренко говорит, что там открыть учреждение вряд ли получится — бывшая квартира писателя разделена на две, обе принадлежат частным лицам. Когда Павел Дуров возглавлял «ВКонтакте» шли переговоры о создании музея в доме Зингера, где в 1930-е годы располагался «Детиздат» Самуила Маршака. Сегодня вряд ли возможно и это. Помимо записей, из вещей Хармса сохранился стол, чемодан, в котором лежали рукописи, и радиоприемник. Может быть, со временем потеряются и они.
К мемориальной доске на Маяковской тем временем несут фарлушки — так обэриуты называли обломки вещей, потерявшие свое функциональное значение. Вообще, молодых поэтов двадцатых-тридцатых годов можно уподобить варварам на развалинах Древнего Рима, играющих с «фарлушками», обломками другой цивилизации, лишенными значения. Варвары превращали общественные бани в церкви, советские люди приспособили церкви под склады. Но варвары и обэриуты по крайней мере знали, что цивилизация когда-то была. Хармс мог ссылаться на Пушкина, Гоголя и Гете, мы же сегодня можем ссылаться только на Хармса. Хотя и это под вопросом: поклонники поэта уже не знают его настоящей фамилии, и сам поэт с его творчеством становится как бы фарлушкой — что-то смешное, только непонятно, почему смешно. Забывчивость возвращает нас на новый виток страдания и абсурда, нет надежд и на тираническую волю, потому что, видимо, уже нечего крепить.
Под конец вечера актеры из фильма «Хармс» на разные голоса читали отрывки из стихов, рассказов и дневников поэта под аккомпанемет музыкантов «АукцЫона». На экране тем временем показывали закольцованную кинохронику Ленинграда 1920-х годов. Все вместе действительно производило «хармсовское» впечатление, когда из отрывков непонятного возникает образ целого. Подождем конца года, чтобы понять, получилось ли «целое» у режиссера Болотникова и съемочной группы.
